В один из освобожденных поселков Киевской области вернулась семья
Опасливо зашла во двор и увидела мангал, десяток пустых бутылок, засохшую рвоту в совсем юной траве. Дальше - вывернутый дом от спичек до наволочек. Украдено все: ложки, вилки, туфли на высоком каблуке. Даже те, старенькие, с потерянными набойками.
Унесены терки, орехоколы, скотч. Санузел не поддается реставрации. Загадили настолько, что никакой «доместос» его больше не возьмет. Было понятно, что в доме жили, ели, спали…
Самое интересное оказалось в гостиной. Хозяйка насчитала 14 пар берцев, 14 пар грязных солдатских трусов, «онуч», штанов и рубашек. Из мужниного делового гардероба выгребли все до последней нитки. Видимо, приоделись, повязали галстуки, напялили кожаные туфли и отправились при полном параде домой.
В квартире моих близких людей, живших в Бородянке, русские фашисты облюбовали детскую комнату. Белую, чистенькую, солнечную. В ней стояла двухэтажная кроватка, крохотный стульчик и столик. На полке – плюшевые медведи. В углу – коллекция грузовиков. На стенах - вышитые бабушкой картины. После их ухода белая комната превратилась в черную. В ней не осталось ни медведей, ни одной целой машинки. Главный подарок солдат оставил на ковре. Он сел и наложил огромную кучу.
На Черниговщине был взят в плен мужчина. Рашисты, видимо, изнывающие от скуки, решили немного развлечься и начали устраивать бедняге расстрел по пять раз в день. Выводили с завязанными глазами, ставили на колени и приглашали на казнь сына и жену. Затем наслаждались щепетильным моментом прощания и делали выстрел. Целились так, чтобы пуля просвистела в сантиметре от головы и впилась в стену. Потом уводили пленника в сарай, а через час повторяли пытку еще раз. И еще…
В Броварском районе «освободители» вламывались в погреба и облизывались от изобилия хозяйской консервации. От вида крохотных, с мизинчик, огурцов, острого сливового соуса и клубничного варенья с лепестками чайных роз. Вот только стеклянные банки в танк не возьмешь, не практично, вот и пришлось все перебить.
Между селом Рожны и Богдановка бегают по полям насмерть перепуганные коровы. Их невозможно поймать. К ним нереально приблизиться. Чернухи, Зорьки и Ириски с влажными от слез глазами и раздувшимся выменем носятся по еще неокрепшей траве, мычат и подрываются на русских минах.
У одной моей подруги, проживающей в Буче, фашисты срезали натяжные потолки. Теперь будут натягивать у себя в поселке Хреновое. У другой – разбили плазменный телевизор. Было видно, что пытались снять, но не смогли и от досады – разворотили. У хозяйки салона красоты вынесли ножницы, фены и даже миски для покраски.
В частном секторе насрали в детскую песочницу, прямо в пасочку в виде кулича.
Ведь каждый делится тем, чем богат.
Один – хлебом, радушием, любовью.
Другой – пулями, ложью и говном.
***
Раньше здесь было село Яблонька.
Чуть позже появилась станция и вокзал, напоминающий рыцарский замок. Началось массовое строительство дач. Ведь вокруг проточные пруды, сосны, щебет соловьев и зябликов. Отсутствие туманов, воздух, насыщенный фитонцидами, кусты сирени и жасмин.
Когда-то здесь велись неспешные разговоры о рыбалке и охоте. Теперь в Буче говорят совсем о другом:
- 24 февраля я начала курить.
- Сын (5 лет) все дни оккупации не мог покакать. Садился на горшок, слышал взрывы и моментально вскакивал: «Мамочка, я лучше завтра».
- Когда ехали по зеленому коридору, нас остановил русский с человеческими чертами лица. Он заглянул в машину, увидел детей и попросил забрать ребенка, плачущего на обочине.
- Вместо белой простыни повязали на зеркало заднего вида записанную пеленку. Младшему в день эвакуации исполнилось десять дней.
- Улицу Стеклозаводскую переименовали в дорогу смерти.
- Соседка, чтобы не сойти с ума, выходила из подвала, брала тряпку и мыла в своем доме окна. Мы просили: «Не мой, все равно разобьют». Она еще крепче сжимала зубы: «Окна должны быть чистыми».
- Мы уже в безопасности, но не могу выйти из комнаты даже на минуту. Дочка цепляется за ноги и кричит. Так и ходим повсюду сиамскими близнецами.
- Дядю забрали в плен. Через три дня он вернулся, но с тех пор не произнес ни слова.
- Танки ехали по детским площадкам. Заезжали во дворы, подминая под себя заборы, калитки и почтовые ящики.
- Самое страшное – автоматные очереди. Сразу понимали – расстреливают мирных.
- Я всю жизнь проработала в школе и привыкла: где дети – всегда смех и гам. В подвале стояла гробовая тишина. Дети сидели с состарившимися лицами.
- В первый день войны зашла на рынок. Хотела взять свинину, десяток яиц. Неожиданно стал нарастать самолетный гул. Кто-то из продавцов пошутил, что, видимо, олигархи пытаются сбежать в Эмираты. В этот момент на аэропорт в Гостомеле посыпались бомбы. Стало страшно по-настоящему.
- Самым большим счастье было зажечь свечу и углубиться в чтение. В подвале нашелся роман «Анжелика и король».
- Часть людей ехала в машинах, часть шла пешком. Некоторые женщины прижимали к себе «кулечки» с новорожденными детьми и что-то напевали. Видимо, колыбельные…
- Витю (имя изменено) забрали в плен через две недели. Он передавал ВСУ места расположения вражеских точек. Я с дедом каждый день ходила в штаб и на коленях просила отпустить внука. Те отмахивались: «Уймись, мать». Со временем деда убили. «Фашисту» не понравилось, что тот пришел в камуфляжных штанах. Когда Бучу освободили и начали выносить замученных пленных, пришла на опознание. У моего Витюши не оказалось детородных органов и пальцев.
Два дня кричала, а сегодня сварила борщ.
Села у окна и жду.
Дед с внуком должны вернуться с минуты на минуту…
